Охота за глюками - мой любимый квест. Это пространство свободы и бесконтрольного самопотакания, поэтому так много делается в стол. И я знаю, что у меня иногда получается, вопрос, что именно. Вчера под грозу закончил картинку - в непривычной технике получилось нецензурно чуть больше чем все, но мне пофиг. По челленджу  Альтавиэль я рисовал сцену в сидской библиотеке, где декадентский имарх Иалу разлагается, а его тезка-шуит по имени Хино отражается за стеклом и что-то там в его обвме происходит (Аль, о чем он думает? "Иалу, выходи") - а видел при этом параллельно еще несколько сюжетов. Неправильно. Ничего я не видел глазами, только кинестетикой в измененке. Чувствовал себя таким, какой я в своих глюках, получился автопортрет, похожий больше на то, как выгляжу в квэнте, нежели иллюстрация к словеске. Почему я так уверена в этом? Ну потому что пластика и внутреннее ощущение совпадают. Когда в прошлом году копировал Баччо Бандинелли, имея в виду внутреннего героя, который в активе, не-себя (и не того, кого рисовал знаменитый художник), я с ним общался как с самостоятельной личностью, и мы тогда друг другу много сказали. В этот раз как в зеркало смотрюсь. Кажется, я накатал себе письмо в прошлое за время, пока строилось и красилось. Не могу сказать, что это внезапно, причина есть, но я совершенно не старался, вотваще не шпицально.
И гуару по имени Проблеск я забыл, упоролся на построении перспективы. И интерьер должен быть менее квадратно-гнездовым, но объема внимания уже не хватило. Все-таки акварель мне еще сложна.
Аль, извини за тэг, я правда не хотел



И все же цитата была такой.
Иалу бережно достал книгу, судя по имени повествующую о великих дорогах и тайных тропах страны грез, и вместе с ней устроился в укромном закутке за стелажами, с ногами забравшись в глубокое кресло напротив большого застекленного окна.
Зачитался: когда перевернул последнюю страницу и поднял глаза, снаружи уже стояла непроглядная темнота. В окне отражалось свечи в канделябре, он сам (бабочка так и сидела в волосах, не улетая), волк, дремлющий рядом с креслом, и не было видно ни лун, ни звезд. Иалу пересадил пригревшегося мотылька на полку и он сонно пополз в щель между книгами. Сид снова посмотрел в оконное отражение и не увидел в нем волка. Зверь мерно дышал у ног, но в зазеркалье темного стекла его теперь не было. А, опустив ладонь на шелковистый загривок, чтобы проверить его реальность, Иалу понял, что второй он в окне не повторяет движений, но сидит, скрестив руки на груди, и смотрит в упор, и выглядит так, словно Иалу замечтался о чем-то на морозе, и весь покрылся белым инеем.
Белый двойник за гранью стекла беззвучно произнес несколько слов. Волк, проснувшись от касания Иалу, или от фразы, которую как-то расслышал, одним текучим движением поднялся и прыжком оказался возле него. В библиотеку они шагнули уже вместе.
(с)Аль